Была глубокая ночь, когда подруги, наконец, расстались. Комната камеристки находилась не на первом этаже, как у других слуг, а рядом с библиотекой. Это небольшое подсобное помещение первоначально не предназначалось для жилья и должно было служить хранилищем для части печатных книг, рукописей, манускриптов, старинных карт и партитур из коллекции Боз Тренна. Но Тэсс, желая, чтобы Камилла всегда была под рукой, распорядилась по-своему: она считала неприличным слишком баловать камеристку, поселив ту в одну из пустующих гостевых комнат рядом со своими роскошными покоями, а вот каморка без окон, по её мнению, идеально подходила для этой цели.
Выйдя от Юлии, Николетт несколько секунд постояла, прислушиваясь. Всё было тихо. Девушка двинулась по центральном коридору, стараясь, чтобы со стороны её лицо и походка казались усталыми и понурыми. Внизу, где расположились слуги Тэсс, она ещё днём заметила несколько камер слежения, но есть ли они на втором и третьем господских этажах, было пока неясно. Конечно, приборы наблюдения можно надёжно спрятать от посторонних глаз, хотя, по мнению Юлии, хозяева резиденции вряд ли стали бы морочить себе этим голову. Они, по словам подруги, и на Центральной Базе относились к системе безопасности довольно формально. Но Николетт не хотела рисковать, если скрытая слежка всё же велась: не стоит лишний раз привлекать к себе внимание дежурного на визорном посту.
Девушка миновала рабочий кабинет, в котором до подписания контракта обосновался Гелль, затем прошла мимо апартаментов Эда Глосса. Далее коридор делал плавный поворот в другое крыло, где находились всего два помещения: библиотека и импровизированная спальня камеристки. Напротив размещалась небольшая галерея, ведущая к одному из входов в гостиную.
Неожиданно Николетт обнаружила, что на втором этаже, оказывается, кроме неё, ещё кто-то бодрствует: биосканер на двери библиотеки горел зелёным цветом. В тот момент, когда девушка намеревалась незаметно пробраться к себе, кодовая таблица мигнула, меняя цвет, дверь отъехала вправо, и в коридор вышел командир Эдвард Глосс.
После праздничного ужина Эду не спалось. Проводив Тэсс до двери её спальни, он попробовал связаться с Геллем, но тот, очевидно, уже лёг. Тогда Эд пригласил в библиотеку Кристофера, чтобы сыграть с ним несколько партий в шахматы. А когда врач ушёл отдыхать в одну из гостевых комнат, расположенных дальше по коридору, Эд решил ненадолго остаться почитать — времени на это постоянно не хватало, и, увлёкшись, засиделся допоздна.
Молодые люди едва не столкнулись, и оба от неожиданности невольно вздрогнули. Камеристка молча поклонилась Эду, живо напомнив ему их встречу на корабле, и прошла дальше к своей двери. В приглушённом свете коридорного ночника фигура юной горбуньи показалась ему жутковато-таинственной. Эд невольно поёжился, подумав, что эта девушка, вместо того чтобы отдыхать, бродит по Большому Дому в своих тёмных одеяниях, как привидение по средневековому замку. Почему она до сих пор не спит и откуда, собственно, шла? Странная всё-таки эта Камилла...
Размышляя о горбунье, Эд почти завернул за угол, как вдруг ему послышались за спиной чьи-то приглушённые голоса. Он остановился, прислушиваясь. Невероятно! Неужели девушка ещё кого-то встретила в такой неурочный час? Повернувшись, он пошёл обратно, невольно стараясь ступать бесшумно. У дверей библиотеки никого не было, но голоса сделались отчётливее, и он внезапно понял, что говорившие находятся в галерее, ведущей в гостиную. Эд собрался было открыто войти туда, но в последний момент передумал: ему совсем не нравилось, что кто-то глубокой ночью шатается по Дому, и он хотел сначала разобраться, что к чему.
—...и разве вы не понимаете, чем это может для вас обернуться? — послышался негромкий, но чёткий женский голос с правильным выговором. Эд сразу же догадался, что он принадлежит камеристке.
— Тебе можно, а нам нельзя? — раздалось в ответ. У говорящей, явно молодой девушки, был развязный тон и характерный резкий акцент жительницы Северной провинции. — Глянь-ка, Мэнди, — обратилась она к кому-то, видимо, к своей подружке, стоящей рядом, — она воображает, что если её поселили на господском этаже, то она лучше нас! Подумаешь, дочь аристократа! У тебя ничего нет за душой! Госпожа сама нам сказала, что взяла тебя в дом из милости! Если мы из-за тебя потеряем место, то не пропадём, правда, Мэнди? У нас есть семьи, и у нас есть наша красота. А если тебя вышвырнут на улицу с твоим уродским горбом, пойдёшь побираться и сдохнешь с голоду! Считаешь, раз ты у нас шибко грамотная, быстро где-нибудь пристроишься? Или надеешься, что молодых девок не хватает, и ты сможешь к кому-нибудь прилепиться? И не мечтай! Такую как ты, с болячкой, в жёны ни в жисть не возьмут, разве что найдётся какой-нибудь вдовый старикашка с кучей спиногрызов или страхолюдина почище тебя. Да и в шлюхи не возьмут — кому охота платить за убогую отступную общине?
— Ты закончила, Саен? — невозмутимо отозвалась камеристка. — Не уклоняйся от темы: сейчас речь идёт о вас, а не обо мне!
— Фу-ты ну-ты, как мы по-благородному выражаемся! — встрял другой голос с неприятными визгливыми интонациями. — Ты себя напрасно считаешь особенной!
— Она и есть особенная, Мэнди! Особенное страшилище! — обе девицы злорадно расхохотались. Эд почувствовал сильнейшее желание тут же выйти из укрытия и надрать грубиянкам уши, но сдержался: служанки Тэсс заслуживали хорошей трёпки, но он ещё не выяснил, что они тут делают ночью.
— Ну признайся, ты просто досадуешь, что парни договорились встретиться с нами, а на тебя не обратили внимания, — снова раздался ехидный голосок подружки Мэнди. — Ты лопаешься от зависти и ревности, потому что тебе уже стукнуло семнадцать, а ты всё ещё, небось, нетронутая-нецелованная! И останешься такой, не сомневайся! А нами восхищаются все мужчины, нас любят, вот ты и злишься!
— Вами просто пользуются, маленькие дурочки, — холодно произнесла Камилла. — Что касается красоты, то твои распущенные манеры, Саен, и твою глупость, Мэнди, не смогут компенсировать даже ваши свежие пригожие мордашки!
Ответом ей были возмущённые вопли и невнятные угрозы. «Пора вмешаться», — с неудовольствием подумал Эд. В принципе, он узнал, что хотел: служанки Тэсс имели наглость в первый же день пребывания на Тиборе устроить свидание на втором этаже резиденции, скорее всего, в тёмной гостиной. Но кто с ними был? Лакеи или парни капитана Муна? А ведь он попросил же Тэсс строго поговорить с челядью! Неужели она этого не сделала? Придётся дать понять будущей супруге, что просьбы командира Тибора равносильны его приказу!
Эд так внезапно появился в тускло освещённой галерее, что нарушительницы порядка вскрикнули и невольно попятились. Он сразу разглядел, что обеим не больше 15-16 лет, хотя их фигуры были уже вполне сформировавшимися. Полненькая хорошенькая брюнетка с кудрявыми волосами первой пришла в себя, кокетливо стрельнула в него немного косящими глазами цвета шоколада и ловко присела в реверансе. В глубоком вырезе свободной блузы девушки была видна её не по возрасту пышная грудь.
— Саен, к вашим услугам, мой господин, — пропищала она. Даже в неярком свете ночника были отчётливо видны красноватые пятна на её шее и плечах, о происхождении которых нетрудно было догадаться. Вторая служанка, рыжеволосая и голубоглазая, «украшенная» такими же следами, заметно смешалась, но тоже отвесила Эду низкий поклон. Было видно, что она очень испугана, её ярко-красная нижняя губа, гораздо более полная, чем верхняя, дрожала, когда она, слегка заикаясь, произнесла:
— Аманда, к вашим услугам, мой господин!
— Что это вы, барышни, расшумелись тут в такой час? — строго осведомился Эд. — И почему вы вообще находитесь на втором этаже?
Он увидел, что нахалки разом потеряли самоуверенность, украдкой переглянулись и с тревогой уставились на камеристку, замершую у стены. Эд ожидал, что Камилла сейчас пожалуется ему на гадких девиц и расскажет, чем они занимались в гостиной. Ему нужен был только повод, чтобы наказать обеих за грубость и наглость, а заодно и выяснить, кто именно миловался с ними. Но горбунья, сделав шаг вперёд и поклонившись, неожиданно произнесла:
— Они уже уходят, господин старший офицер, — и, чуть повернувшись в сторону молоденьких служанок, холодно добавила: — Надо тщательнее убираться в господской гостиной, тогда не придётся так поздно доделывать свою работу!
Саен и Мэнди смотрели на неё растерянно, глуповато приоткрыв рты, потом более сообразительная брюнетка пихнула свою рыжеволосую подружку в бок, и они обе ещё раз синхронно присели перед Эдом в реверансе.
— Живо к себе! — потребовал он. — И не попадайтесь мне больше на глаза в такое время!
Служанки Тэсс убежали в сторону лестницы, облегчённо хихикая и подталкивая друг друга локтями, а Эд сурово взглянул на камеристку.
— Вы ничего не хотите сказать мне, Камилла? — спросил молодой человек, пристально изучая продолговатое белое личико девушки, силясь прочесть на нём следы боли и обиды, нанесённые её самолюбию бранными словами и жестокими насмешками. Реакция Камиллы поставила его в тупик: вместо того чтобы воспользоваться моментом и тут же отомстить противным девчонкам за оскорбления, донести на них, она явно пыталась их выгородить!
— Нет, мой господин, — поклонившись, кротким тоном произнесла камеристка. — Разрешите мне удалиться! — В её речи, минуту назад такой по-столичному плавной и выразительной, вдруг явно проступил простецкий северный акцент.
«Ах ты маленькая притворщица, — сердито подумал Эд, глядя на девушку. — Так легко ты от меня не отделаешься!»
— Не разрешаю! — проговорил он чрезвычайно сухо. — Я ещё не всё выяснил!
Камилла выпрямилась и, глядя в пол, казалось, терпеливо ждала его слов. «А Снегурочке не откажешь в выдержке!» — невольно восхитился Эд. — И ещё, девушка, — добавил он вслух, — я не люблю, когда мне пытаются откровенно лгать и не смотрят мне в лицо во время разговора!
Тёмные ресницы камеристки дрогнули, и она подняла глаза на молодого человека. Эд всё ещё был в вечернем костюме, хорошо сидящем на его стройной фигуре, в руке он держал маленькую по размеру, но толстую книгу, взятую, видимо, из библиотеки.
— Так-то лучше, — произнёс Эд. Он смотрел на горбунью и всё пытался определить, какой на самом деле цвет у её продолговатых ясных глаз, как будто это являлось самым важным, что ему нужно было сейчас выяснить.
— Вчера по приезде я попросил госпожу Тэсс поговорить с прислугой о правилах поведения в этом доме. Она выполнила моё распоряжение?
— Да, мой господин, — бесстрастно подтвердила Камилла, снова приседая.
— Можно попросить вас перестать всё время делать реверансы? — нетерпеливо вырвалось у него. — У меня от них начинает болеть голова...
Эд внезапно замолчал. «Что-то я не то несу», — недовольно подумал он.
— Извините, — он поморщился. — Что конкретно она им сказала?
— Госпожа Тэсс велела вести себя прилично, как подобает в доме высокородных аристократов, — ответила камеристка, безмятежно глядя на Эда. Похоже, её совершенно не смутил и не испугал его раздражительный тон.
— Пожалуйста, слово в слово! — скомандовал Эд, раздосадованный безликой гладкостью её формулировок. Ему показалось, в глазах Камиллы, стоящей всего в двух шагах от него, мелькнул какой-то огонёк. — Я желал бы знать, что именно она им объяснила! — повелительно потребовал он.
— Приказала не выставлять напоказ свои прелести, не задирать юбки перед рядовыми. А та безголовая дурёха, что нагуляет себе брюхо, будет тут же отправлена домой на Уран и попадёт в тюрьму...
От неожиданности Эд начал неудержимо краснеть. Что же, сам виноват, получил, что хотел! Он был несказанно рад, что в полумраке галереи его предательский румянец вряд ли был заметен. И хотя лицо стоящей перед ним девушки продолжало оставаться невозмутимо-вежливым, ему показалось, что она с насмешкой ждёт его реакции.
Эд вдруг отчётливо вспомнил высокородную Самию, мать Тэсс, женщину с манерами домашнего тирана, монументальной фигурой и зычным голосом, безжалостно подгоняющую слуг и не особо щепетильную в выборе выражений. Видимо, его прелестная невеста была из той же породы...
— Меня мало волнует мораль этих девиц, а вот парни, которые были с ними — другое дело, — пробормотал он вполголоса. — Лакеи или рядовые?
— Думаю, рядовые, — ответила вдруг горбунья.
Эд с изумлением посмотрел на неё. Он просто произнёс вслух свою мысль и не ожидал, что девушка воспримет её как вопрос, обращённый к ней. Эд уже понял, что перед ним явно не дурочка и не простушка. Но получается, она сейчас фактически созналась ему во вранье, и не похоже, чтобы это её смутило!
— Если ваши парни строили Большой Дом, — добавила камеристка, — они наверняка знали об отсутствии камер наблюдения на господских этажах...
— В ваших словах есть резон, Камилла, — произнёс Эд, не отрывая взгляд от её лица. — Но я не думал, что женщины разбираются в подобных вещах.
— Мой отец был офицером, — спокойно произнесла горбунья. — Мы были необычайно близки. Ему совершенно не нравилось, как обучают и воспитывают девочек в пансионах, поэтому он сам занимался моим образованием.
«Тогда многое становится понятно», — подумал Эд.
— Так вы действительно дочь аристократа? Почему же вы кинулись защищать этих грубых простолюдинок, которые так поносили вас? Ведь я слышал почти всю вашу «беседу», — признался молодой человек.
Лицо Снегурочки приняло на миг то же надменное выражение, которое поразило его на борту «Урании», но потом холод исчез из её глаз, и она посмотрела на Эда с какой-то усталой отрешённостью.
— Это неважно, — тихо сказала она. — Саен, а особенно Аманда не такие уж несносные. Есть и похуже... И это всего лишь глупые маленькие девчонки, с перепугу болтающие всякую ерунду, услышанную ими от других. Что толку обращать внимание на их слова? — она помолчала. В её лице, до сих пор довольно спокойном, мелькнула какая-то нерешительность. — Конечно, с моей стороны большая дерзость просить вас о такой милости, мой господин, — мягко произнесла Камилла, снова опуская ресницы. — Но не могли бы вы не рассказывать госпоже об этом происшествии?
Эд, недоумённо приподняв бровь, разглядывал девушку, словно какую-то диковинку. Он не мог понять, куда она клонит.
— Почему? — спросил он, сам отмечая непривычную резкость своего тона. — Назовите мне хоть одну причину!
— У госпожи довольно крутой нрав. И рука тяжёлая, — добавила она после секундной паузы.
— Неужели она вас...
— Меня — нет, — ответила Камилла. — А вот девчонкам достанется!
— И поделом! — безжалостно бросил Эд. — Обе вполне этого заслужили!
— Но она может с досады сослать их на Уран! А угроза тюрьмы — не шутка. Ведь они совсем ещё дети — неразумные, малограмотные, лишённые тех, кто может удержать их от дурных поступков. Они растут как сорная трава: никто не присматривает за ними, не заботится об их воспитании. Да и старшие по возрасту слуги сбивают их с толку. А передо мной они хорохорятся, стремясь за грубостью и глупой бравадой скрыть свой страх: если их с позором выгонят со службы из дома сановника Келвина, они совсем пропадут! Будьте же снисходительны и милосердны к ним, мой господин!
Что-то в голосе Снегурочки, в интонации, в выражении светлых глаза, с надеждой взирающих на него, заставило Эда остыть и смягчиться.
— Эти языкастые барышни не такие уж и дети! А вы ненамного старше них! — всё же упрямо возразил он. Но видя, как печально поникли при этих словах плечики девушки, ворчливо добавил: — Хорошо, я выполню вашу просьбу, хотя бы в благодарность за прекрасно организованный праздничный ужин! Я спускался вниз похвалить повара, и Джош поведал мне, что только готовил еду, а оформление стола и украшение блюд — ваших рук дело.
— Всегда к вашим услугам, мой господин! — произнесла горбунья, приседая перед ним в глубоком реверансе. Эд решил, что едва ощутимая ирония в её голосе — не что иное, как плод его разыгравшегося воображения.
